Трагические события лета 1900 года в Благовещенске.

http://www.demoscope.ru/weekly/2006/0233/analit05.php#_FN_1
"....Трагические события лета 1900 года в Благовещенске. Тогда здесь в течение нескольких дней было убито, в основном утоплено в Амуре, около пяти тысяч китайцев. Событие это не просто страшное, трагическое. Во многом оно явилось знаковым, чрезвычайно важным для понимания механизмов воздействия синдрома "желтой опасности" на российское население дальневосточной окраины империи. Оно дает также большую пищу для размышлений о феномене погрома: его причинах, формах, участниках, последствиях.

Однако событие это не стало предметом рефлексии для российского общества тогда и почти полностью забыто сейчас. Нельзя сказать, что это результат государственной цензуры - хотя в определенной степени (до 1905 года) и этот фактор действовал. Тотальная цензура на этот счет существовала при советской власти, но дореволюционные публикации из библиотек не изымались и были в общем-то доступны. Скорее всего, события были вытеснены на периферию общественного сознания по каким-то иным, более сложным причинам, о которых и хотелось бы поразмышлять в статье.

Паника

Фактическая канва происшедшего достаточно известна, она неоднократно излагалась в специальной литературе, правда в качестве эпизода, периферийного момента для других изучаемых авторами объектов⁴. В 1898 году в Китае началось восстание под руководством тайного общества "Ихэтуань" ("Отряды справедливости и мира"). "Ихэтуани исповедовали ксенофобию, отвергая все пришедшее в Китай с Запада. Их идеалом было возвращение к устоям традиционной китайской жизни, а важнейшим лозунгом, особенно на начальном этапе восстания, - призыв к уничтожению и изгнанию иностранцев из Китая"⁵. Восемь держав, в том числе и Россия, организовали военную экспедицию против восставших и поддержавших их правительственных войск. "По масштабам вовлеченности иностранных войск "интервенция восьми держав" была беспрецедентным военным столкновением между китайской империей и западным миром"⁶. Военные действия шли и в Маньчжурии, подкатившись, таким образом, непосредственно к российской границе.

Наиболее тревожная обстановка сложилась в Благовещенске: враждебные войска находились на другом берегу Амура, гарнизон был отправлен для боевых действий в район Харбина, коммуникации фактически прерваны из-за мелководья на реке Шилке. У населения и властей города и округи это вызывало естественную напряженность, но представление о реальной угрозе какое-то время отсутствовало. Благовещенский журналист писал по свежим следам, что о событиях в Китае, в том числе и о расправах с европейцами, все, конечно, знали, но с собственной жизнью как-то не соотносили. "На Китай и китайцев все привыкли смотреть настолько презрительно, их трусость была так знакома всем пограничным жителям, что серьезной войны с Китаем мало кто ожидал"⁷.

И вдруг - обстрелы и попытка захвата нескольких российских речных судов на Амуре, а со 2 июля обстрел самого Благовещенска. Он длился тринадцать дней, велся восемью орудиями и значительного ущерба не нанес. Не было разрушено ни одного дома, погибло 5 человек и 15 ранено⁸. Довольно быстро выяснилось, что этим и незначительными разведочными экспедициями активность китайских войск и ограничилась. Но не на шутку встревоженные российские власти предпринимают ряд срочных мер: был возвращен благовещенский гарнизон, подтянуты значительные военные контингенты из Забайкалья и Хабаровска. К концу месяца российские войска, очистив собственный берег Амура, переправились на китайский и, быстро разгромив китайские формирования, захватили провинциальный центр Айгунь. Практически весь китайский берег Амура перешел под контроль российских войск, всякая опасность для Благовещенска миновала.

Что же происходило в городе в первые две недели, когда ситуация казалась - и была - опасной и неопределенной? По единодушным оценкам всех наблюдателей и участников событий, с первым же выстрелом началась страшная паника. Толпы людей бесцельно метались по улицам. Многие выехали из города. Были разграблены оружейные магазины и склады. Предпринимались судорожные и потому неэффективные попытки формировать ополчение. По улицам бродили толпы озлобленных и подвыпивших призывников, оторванных от хозяйств во время летней страды, не получивших оружия, не организованных и никому, на деле, не нужных. "Не было ничего легче, чем взять город в этот момент даже небольшой части маньчжур", - констатировал участник событий⁹. Дополнительным фактором паники было присутствие в городе китайцев.
"Пятая колонна"?

Благовещенск был основан в 1859 году. Выгодное положение на слиянии двух важных транспортных артерий, Амура и Зеи, в золотоносном крае, роль административного центра Амурской области позволили ему вырасти "с американской быстротой"¹⁰. К 1900 году его постоянное население достигло 50 тыс. человек, да еще нескольких десятков тысяч сезонных рабочих отправлялись из него на золотые прииски и обслуживали навигацию по Амуру.

Бoльшую их часть составляли китайцы. Кроме того, практически каждая зажиточная семья города имела китайскую прислугу, китайцы контролировали мелкую, среднюю и часть крупной торговли, содержали многочисленные рестораны, кабаки и развлекательные учреждения, снабжали город овощами, строили, обеспечивали нормальное функционирование коммунального хозяйства. Короче говоря, повседневная жизнь и экономическая деятельность всего населения этого зажиточного, процветающего, культурного, по местным понятиям, города были немыслимы без китайцев. Их присутствие было постоянным, всепроникающим и жизненно необходимым. С другой стороны, они не воспринимались русским населением как часть городского сообщества, пусть даже неравноправная.

Трудно удержаться от пространного цитирования по этому поводу из воспоминаний очевидца рассматриваемых событий: "Десятки лет многие из китайцев и маньчжур мирно жили в нашей среде, принося огромную пользу населению своим трудом, что признавалось решительно всеми беспристрастными людьми. Трудолюбивые, до невероятности ограниченные в своих потребностях, китайские подданные решительно никогда не бывали замечены не только в крупных преступлениях, но даже в мелких предосудительных проступках. Честность и добросовестность были общепризнанными их чертами, поэтому во многих крупных учреждениях, разных промышленных фирмах и компаниях, как и в частных домах, на китайцев, как на служащих или прислугу, все безусловно полагались и вполне им доверяли. Во многих русских семействах, имевших в качестве мужской прислуги молодых китайцев, к ним привязывались как к родным. Нередко их обучали русскому языку, и этому занятию они придавались с замечательным прилежанием: за русской книжкой или письмом они посиживали далеко за полночь и благодаря такому усердию делали быстрые успехи. Но в среде мало-культурных слоев нашего населения китайцы никогда не пользовались особенной симпатией. Простолюдины видели в них, во-первых, представителей чуждой национальности, упорно избегающей слиться с русской, так как известно, китайцы, за крайне редкими исключениями, никогда не расстаются ни со своими обычаями, ни с внешним своим видом. Во-вторых, в них русские рабочие всегда видели опасных для себя конкурентов"¹¹.

Когда начался обстрел, на них посмотрели другими глазами. Заметили, как их много, как велика зависимость от них. А самое главное, реально ощутили, как далека Россия и как близок и огромен Китай, ставший вдруг враждебным, способным без малейшего труда поглотить и растворить в себе весь их маленький и оказавшийся совершенно беззащитным островок империи. Так синдром "желтой опасности", волновавший прежде публицистов, аналитиков, государственных служащих, то, о чем рядовой обыватель, если и задумывался, то как о чем-то внешнем для себя, вдруг обрел для него реальное и страшное воплощение.

Весь этот ужас и начал персонифицироваться в тех, кого еще вчера снисходительно, добродушно-презрительно называли "ходями", "китаезами", "узкоглазыми". Обыватели с подозрением и тревогой всматривались в лица своих слуг, которые еще несколько дней назад были для них если не членами семей, то неотъемлемой и почти не замечаемой частью домашней обстановки. В китайцах на улице начинали видеть, говоря современным языком, "пятую колонну". Город заполонили слухи о тайных военных приготовлениях местных китайцев, их вызывающем поведении, о том, что они готовят резню. Передавали, что кто-то видел у них оружие. При обысках находили только ножи. Но находили и "афиши" (листовки) "ихэтуаней", что подливало масла в огонь¹².

Немедленно начались инциденты. Часто их инициаторами были собранные в городе призывники, оторванные от дома и терпящие большие убытки. "Увесистые кулаки запасных чинов, не упускавших случая выпить с горя, частенько прогуливались по спинам молчаливых и злобно посматривающих "ванек", то есть китайцев"¹³. Били, приговаривая: "из-за вас, тварей, нас отрывают от работы и от семьи и гонят на смуту"¹⁴. Уже тогда в местных газетах писали о ряде таких случаев. К вечеру первого дня бомбардировки произошли первые убийства. "По словам компетентных людей, сами полицейские советовали убивать китайцев, так боялись, что те могут ночью поджечь город"¹⁵.

Губернатор

Было очевидно, что город находится на грани большого погрома. Будет ли перейдена эта грань, зависело теперь от позиции официальных властей, прежде всего, от военного губернатора генерал-лейтенанта К.Н. Грибского. Анализ его действий говорит об отсутствии в них продуманности, какой-то логики, вообще, о низком уровне компетентности.

Уже в самом начале событий, 3 июля, он получает послание от военного министра А.Н. Куропаткина, выдержанное в самом жестком тоне: "Надеюсь, что по сборе необходимых сил и средств вы проявите со всеми вверенными вам чинами огромную энергию к полному поражению китайцев. Этим вы изгладите тяжелое и невыгодное для вас впечатление, результат незнакомства вашего с тем, что происходит на другом берегу Амура, против Благовещенска"¹⁶.

Некомпетентность Грибского проявилась и в его действиях по отношению к китайцам Благовещенска. Еще в июне, когда обстановка стала уже достаточно тревожной, военный губернатор встретился с представителями городской Думы. Среди других проблем возможной обороны города была затронута и эта. Губернатор заявил, что не считает необходимыми и уместными какие-то особые меры в этом вопросе, так как официально война между Россией и Китаем не объявлена. Он сообщил также, что к нему являлись представители от местных китайцев с вопросом, не лучше ли им будет заблаговременно удалиться с русской территории. По словам Грибского, он велел передать, что они могут спокойно оставаться, так как "правительство великой Российской империи никому не позволит обижать мирных граждан". Вскоре он издал прокламацию, где угрожал строгими наказаниями за оскорбление мирных китайских подданных¹⁷.

Поверив губернатору, несколько тысяч китайцев Благовещенска остались в городе. Однако вскоре им пришлось раскаяться в этом. Когда начались массовые избиения и убийства, власти абсолютно ничего не предприняли для их защиты. Не последовало ни официальных заявлений, ни каких-либо неофициальных действий. Более того, представители властей низового уровня, особенно чины полиции, прямо подстрекали к насилиям.

3 июля, то есть после нескольких дней фактического бездействия в самый критический момент, по инициативе благовещенского полицмейстера военный губернатор издает распоряжение о выдворении всех китайцев города и области за Амур. Силами полиции и добровольцев из числа горожан и казаков устраиваются облавы, в ходе которых несколько тысяч человек было интернировано. Облавы сопровождались массовыми грабежами, избиениями и убийствами. Никаких попыток оказать сопротивление не было.

Правда, были случаи, когда благовещенцы пытались укрывать знакомых китайцев, особенно своих слуг, но на них доносили соседи. Укрывавших обвиняли в предательстве, угрожали расправой, поэтому спасти удалось очень немногих. Несколько богатых торговцев сами спасли себе жизнь, откупившись у полицейских. Однако даже огромный выкуп не избавил их от двух недель избиений и издевательств в полицейских участках.
Бойня

Дальнейшие события наиболее полно реконструирует анонимный автор статьи в "Вестнике Европы", ссылаясь на материалы судебных архивов. Эту картину дополняют воспоминания Сонина, очевидца происходившего¹⁸. Существенных расхождений в их версиях не содержится. Поэтому на них можно опереться при изложении случившегося.

Утром 4 июля первая партия собранных накануне китайцев общей численностью до 3,5-4 тысячи человек (есть оценки и в 5-6 тысяч) под конвоем из 80 новобранцев, вооруженных за неимением ружей топорами, была отправлена в небольшой поселок Верхне-Благовещенский (в 10 километрах вверх по Амуру). Колонну вели быстро, дорога была плохая, день жаркий, и многие, особенно старики, стали отставать. Командовавший операцией пристав отдал приказ всех отставших "зарубить топорами". Приказ выполнялся, во время пути было убито несколько десятков человек. Следствие, произведенное несколькими месяцами позднее, выяснило, что все это сопровождалось мародерством - грабили и мертвых, и живых.

И при облавах, и во время этого скорбного пути не было ни одной попытки оказать сопротивление. Более того, никто не пытался бежать, хотя при чисто символическом конвое сделать это было не так уж сложно.

В поселке к конвою присоединились вооруженные жители-казаки во главе со своим атаманом. Они выбрали место для переправы. Ширина Амура составляла здесь более 200 метров, глубина - более четырех, при мощном течении. Подогнали китайцев к урезу воды и приказали им плыть. Когда первые вошедшие в воду почти сразу утонули, остальные идти отказались. Тогда их стали гнать - сначала нагайками, потом стрельбой в упор. Стреляли все у кого были ружья: казаки, крестьяне, старики и дети. После получаса стрельбы, когда на берегу создался большой вал из трупов, начальник отряда приказал перейти на холодное оружие. Казаки рубили шашками, новобранцы топорами. Спасаясь от них, китайцы бросались в Амур, но преодолеть его быстрое течение не смог почти никто. Переплыло на другой берег не более ста человек.

Сонин, скорее всего со слов непосредственных участников, приводит много страшных деталей происходившего. Он пишет, в частности, о молодой китаянке с грудным младенцем, которая металась по берегу, то оставляя здесь ребенка, то пытаясь плыть с ним. В конце концов, утонули оба.

Никто из участников расправы не протестовал. Нескольким новобранцам, у которых не хватало решимости рубить людей топорами, казаки пригрозили "снести головы, как изменникам". Один новобранец спас раненого мальчика, мать которого была убита, но то был единственный случай человеколюбия, зафиксированный следствием.

В последующие дни, вплоть до 8 июля, такая же участь постигла еще три партии китайцев общей численностью в несколько сотен человек. Непосредственные руководители "переправ" немедленно, как положено, составляли рапорты для начальства, так что все происходившее не было для него тайной.

Нажива

Не могло это остаться тайной и для всего населения - и не только потому, что в таком маленьком и замкнутом мирке тайн просто не бывает. Много дней по Амуру мимо Благовещенска плыли трупы. Путешествовавший через три недели после этих событий по Амуру на пароходе офицер А.В. Верещагин пишет, что и тогда трупы сотнями плыли по реке и скапливались на отмелях¹⁹.

В те же дни резня происходила и во многих станицах области. Когда станичные начальники сомневались, истреблять китайцев или нет, они запрашивали по начальству. Типичный ответ содержался в телеграммах председателя амурского войскового правления полковника Волковинского: "Китайцев уничтожить… нужно быть сумасшедшим, чтобы спрашивать каждый раз распоряжения", "нужно быть сумасшедшим и неразумным, чтобы спрашивать, что делать с китайцами; когда сказано уничтожать их, то и следует уничтожить всех без рассуждений… Все мои приказы исполнять без всяких уклонений и не самовольничать, глупостями меня не беспокоить".

Резюмируя результаты позднейшего служебного расследования, авторы официальной записки констатировали: "вся совокупность показаний очевидцев переправы приводит к убеждению, что это была... не переправа, а уничтожение и потопление китайцев".

И только 7 июля, когда все было кончено, Грибский накладывает на телеграмме из станицы следующую резолюцию: "Прошу разъяснить станичным властям, что мы ведем борьбу с вооруженными китайцами, которые проявляют к нам вредные действия. Мирных, безвредных китайцев, а тем паче безоружных, никоим образом не обижать. Для спасения их жизни отправлять их на свою сторону в лодках, или на паромах".

То же самое указание был доведено губернатором до сведения общественности в специальном постановлении от 9 июля, которое было отпечатано в виде листовки и распространено в городе²⁰. "До сведения моего дошло, что некоторые жители гор. Благовещенска, а также лица из крестьянского и казачьего населения вверенной мне области допускают различного рода насильственные действия против живущих на нашей территории мирных маньчжуров и китайцев. Нападение на безоружного и беззащитного врага не в характере русского человека". "Прискорбные случаи насилия" вызваны "вспыхнувшей озлобленностью против возмутительного вероломства китайцев, начавших против нас враждебные действия, без всякого с нашей стороны повода". Для устранения "дальнейших каких-либо посягательств на личность и имущество проживающих у нас мирных китайцев" губернатор приказал замеченных в таких посягательствах карать по всей строгости военного времени. А "в видах предупреждения заразных болезней от разлагающихся на берегу Амура трупов убитых китайцев, плывущих в значительном количестве по реке", все эти трупы собрать и захоронить.

Погром сопровождался повсеместными и массовыми грабежами. Кто-то обыскивал тела убитых, кто-то вывозил под шумок имущество китайских складов и магазинов. Часто грабили имущество полицейские, приставленные его охранять. Многие на этом разбогатели. Еще больше жителей города получили возможность не отдавать долги китайским заимодавцам. Сонин констатирует: "Значительную роль в жестокой расправе над китайцами и в ее оправдании сыграло у многих корыстолюбие, жажда наживы, возможность неуплаты долгов". Далее он описывает известные всему городу наиболее вопиющие случаи грабежей, активными участниками которых были полицейские и чиновники, и заключает: "Для всех жителей Благовещенска было ясно, что губернатор прямо потакал расхищению китайского имущества. Многие в городе объясняли такое поведение тем, что и ему немалая толика перепала"²¹. Да и ставший вскоре генерал-губернатором генерал Д.И. Суботич, собрав соответствующие документы, констатировал: "Главным мотивом, двигавшим местным населением при избиении мирных китайцев, была корысть: избавление от кредиторов-китайцев и ограбление убитых"²².
Позиция властей

Позиция благовещенских властей была проста и понятна. Генерал К.Н. Грибский, с согласия (а, может быть, и по инициативе) которого произошел погром, "умыл руки", издав постановление 9 июля. Убийства были представлены в нем делом рук неких злоумышленников, криминальных элементов, совершавших их самочинно. Однако замять факт массовых убийств, даже ссылаясь на условия военного времени, он не мог. Было назначено служебное расследование, но непосредственному начальству, приамурскому генерал-губернатору Н.И. Гродекову, Грибский предпочел о нем не доносить.

Однако дело приобрело огласку. Расследование было переведено на уровень Хабаровска и Петербурга, начато и судебное следствие. Насколько можно судить по документам, отношение вышестоящего начальства к событиям было двойственным. Грибского, как правило, не одобряли или прямо осуждали - и с человеческой, и с профессиональной точки зрения. Военный министр А.Н. Куропаткин и раньше был невысокого мнения о компетентности амурского военного губернатора. Теперь же реакция министра была суровой: "Во время вашего губернаторства, благодаря, быть может, несвоевременно принятым мерам, вследствие ли общей тогда растерянности, а, следовательно, и нераспорядительности, много невинных душ погибло без причины"²³.

Об отношении непосредственного начальства ярко свидетельствует характерный пассаж из уже цитировавшихся дневников "генерала Х": "За столом у генерала Гродекова, где заседает весь его штаб, очевидно, принято не говорить про Амурскую область, как о предмете неприличном, но иногда прорывается слово, другое, из которых видно, что в Хабаровске все известно и не одобряется… К Г. относятся точно к покойнику, о котором не следует дурно говорить; как только разговор случайно приблизится к этой теме - все сейчас опускают сконфуженно глаза в свои тарелки, и воцаряется молчание"²⁴.

Несмотря на общую напряженность и опасность ситуации по всему приграничью, более нигде погромов на российской территории не было. Можно предположить, что предпогромная ситуация не переросла в погромы благодаря позиции и мерам местных властей, что оттеняло и усугубляло вину Грибского. Тем не менее, осуждение или неодобрение не вылилось в какие-либо действия. Необходимо было спасать честь мундира, и дело замяли. Н.И. Дубинина так характеризует официальную позицию Гродекова: "Глубоко переживавший этот трагический случай Н.И. Гродеков стал на защиту военного губернатора К.Н. Грибского. По словам военного министра Куропаткина, генерал Гродеков стоял за Грибского горой"²⁵.

Начатое предварительное судебное следствие было свернуто. "По соглашению трех министров - егермейстера Сипягина, статс-секретаря Муравьева и генерал-адъютанта Куропаткина - в феврале 1902 года было испрошено разрешение на окончание дела без предания суду виновных". По результатам же административного расследования Грибский был отстранен от должности, однако "во внимание к прежней отличной его службе и боевым заслугам во время военных действий на Дальнем Востоке в 1900-м году" был оставлен на службе. Ему были официально предъявлены претензии в нераспорядительности - не отдал письменного приказа о депортации, ограничившись устным распоряжением, не проконтролировал техническую возможность переправы, не донес вовремя о случившемся по инстанции и т.д.²⁶ Через некоторое время он бы назначен губернатором одной из западных областей империи²⁷.

Чуть больше "пострадали" трое непосредственных исполнителей. Полицмейстер "за бездействие власти и нераспорядительность" был отстранен от должности. Помощник пристава, признанный виновным в том, что "при переправе китайцев через Амур вплавь, он не только не удерживал конвойных и частных лиц от насилий над китайцами, но и сам призывал стрелять по ним и рубить их топорами", был "уволен от службы без прошения и подвергнут аресту на гауптвахте в течение двух месяцев". Полковник Волковинский, оставивший, в отличие от Грибского, много письменных распоряжений об убийствах, был также "уволен от службы без прошения, с воспрещением вновь поступать на службу и с арестованием на гауптвахте в течение трех месяцев". Все остальные были полностью освобождены от всякой ответственности - не только судебной, но и административной²⁸.

Логика действий властей не требует комментариев: "некрасивое дело" необходимо замять, чтобы сохранить честь мундира, чтобы не пострадала репутация державы, чтобы вывести из-под удара хотя и проштрафившихся, но "своих", членов корпорации.

По этим же соображениям вводились ограничения, в том числе цензурные, на распространение информации о событиях. Об этом прямо пишет Сонин в публикации, которая вышла после октябрьского манифеста 1905 года, то есть после снятия или радикального смягчения цензурных ограничений²⁹. Другое дело, что, по сравнению с советскими временами, цензура не была такой тотальной и всеобъемлющей. Уже в январском номере "Вестника Европы" за 1902 год, например, были опубликованы упоминавшиеся выше путевые заметки командированного на войну офицера Верещагина. В них он довольно подробно пишет и о благовещенских событиях, описывает, как он наблюдал забитый трупами китайцев Амур³⁰. Очень сдержанно, без особых комментариев, но довольно откровенно освещала события благовещенская газета "Амурский край"³¹.

Реакция общества

Фактическая сторона событий российскому обществу была известна с самого начала. По крайней мере, информация о них была доступна. А после 1905 года были открыты и подробные материалы служебного расследования. Благовещенцы же знали обо всем сразу и в деталях. Проблема, таким образом, состояла не в знании или незнании, да и не в выяснении деталей. Перед обществом стал вопрос об отношении к случившемуся.

Отношение это не было, да и не могло быть единым. Но если все-таки попытаться выделить нечто общее, то таковым приходится признать отсутствие широкого резонанса, фактическое игнорирование события. Это кажется странным, учитывая тогдашнее состояние умов, острейшие дискуссии по национальному вопросу, поляризацию общества и ожесточенную идеологическую и политическую борьбу по поводу еврейских погромов, "дела Дрейфуса", "дела Бейлиса" и т.д. А здесь - зверски убиты несколько тысяч китайцев, убиты только за то, что они китайцы, - и полное отсутствие общественной реакции.

В данном случае возможны два объяснения: или общественное мнение действительно не расценило событие как важное, значимое; или же расценило, но не смогло или не захотело его обсуждать. Хотелось бы оговориться, что автору понятна при этом вся условность и операциональная неопределенность таких категорий, как "общество", "общественное мнение", особенно для России. В любом случае, речь идет о попытке реконструировать логику отношения образованной части населения, оставившей нам тексты для подобной попытки. Отношение к китайцам, к их массовым убийствам низов - простых крестьян, казаков, золотоискателей - это предмет особого разговора.

Лучше всего сохранились следы реакции жителей Благовещенска. По свидетельству А.В. Верещагина, даже через несколько недель после случившегося оно было основной темой всех разговоров и обсуждений горожан. Мнения звучали самые разные. Весьма распространенный тип отношения отражен в одном из эпизодов очерков этого по-туристически любознательного офицера. В вечерней мгле пароход, на котором он плывет по Амуру, приближается к чернеющим на воде предметам. "Китаец, - говорит мне вполголоса старик-лоцман, таким невозмутимым тоном, точно речь шла о какой-либо коряге или колдобине… На морщинистом лице старика, с редкой коричневой бородкой, появляется презрительная улыбка. Она как бы говорила: "стоит ли обращать внимание на такие пустяки!"". Характерна и реакция пассажиров, "когда во всю ширь Амура поплыли утопленники": они "повылезли из кают - смотреть на такое невиданное зрелище". Достаточно насмотревшись, все идут обедать.

Верещагин пересказывает свой разговор с пожилым благовещенским служащим, на глазах которого полиция выгоняла нагайками из собственного дома его соседа - китайца, "толстого старика, очень богатого миллионщика", торговавшего в городе лет тридцать. Собеседнику жалко сгинувшего китайца, с которым они многие годы по-соседски дружили и который, по его словам, был очень добрым и прощал много долгов своим русским клиентам. "Конечно, безобразие великое, - погубить мирное население в несколько тысяч человек… Опять-таки, надо войти и в положение наших. Половину населения города составляли китайцы. И вдруг с противоположного берега начинают стрелять. И кто же стреляет? Их же собраты, единоверцы. Поднимается против них понятное озлобление. Весь город уверен, что между теми и другими китайцами стачка, уговор перерезать русских. Войск же между тем никаких не было… Оружия тоже нет. И вот, когда началась стрельба, то все русские, понятно, бросились к начальству за оружием и в то же время начали умолять выселить китайцев на тот берег. А когда их согнали к берегу и перевозочных средств не оказалось, то очень естественно, что произошла именно та катастрофа, которая и должна была произойти"³².

Позицию либеральной части общественности города отражала газета "Амурский край". Еще 23 июня в редакционной статье ставился вопрос: "Действительно ли грозит Европе опасность со стороны "желтолицых варваров"? Подготовляет ли она сама нашествие жестокого и неумолимого врага, который погубит всю ее цивилизацию?". Давался и ответ: "Такие опасения, по меньшей мере, странны. Китайцы столь же мало похожи на варваров, как непохожи современные европейцы на своих средневековых предков. По единодушному и общему отзыву всех знающих жителей Срединной империи, последние являются чрезвычайно мирными, трудолюбивыми и в высшей степени терпимыми людьми, у которых лишь одно желание, чтобы их оставили в покое и дали бы им возможность как-нибудь существовать. Наконец, социальные условия нашей эпохи до того вообще резко изменились, что теперь странно даже говорить серьезно о каком бы то ни было нашествии иноплеменников и о гибели цивилизации".

Последовавшие вскоре события газета расценила как расправу над безоружными людьми, вся вина которых состояла в том, что "они не ушли вовремя, доверившись нам" (из редакционной статьи от 14 июля). Чуть раньше (в номере от 12 июля) была сделана попытка объяснить причины происшедшего. "Как с китайской, так и с нашей стороны настоящее столкновение приняло характер народной войны, войны тем более ожесточенной, что между воюющими сторонами лежит целая пропасть, созданная расовыми, историческими и экономическими антагонизмами. Военные страсти вдруг вспыхнули со страшным, не виданным до сих пор ожесточением. В каждом представителе желтой расы не только простой народ, но даже более развитые люди видели врага, которого опасно оставлять на свободе. Возбуждаемая паническим страхом перед нашествием манчжур, ненависть к этим в обычное время трудолюбивым и мирным нашим соседям повлекла за собою сожжение целого ряда манчжурских селений, истребление накопленного годами имущества, уничтожение множества человеческих жизней". От всех китайцев, продолжает автор, ожидали опасности - и на всех обрушился удар. И даже интеллигентная часть общества не смогла стать выше этого, "не поднялась над дикой, вредной для нашего народа и государства вражды к желтой расе вообще"³³.

Однако, спустя некоторое время, тон оценок заметно меняется. В сводке материалов и документов о событиях 1900 года и комментарии к ним, составленным хозяином газеты А.В. Кирхнером, красной мыслью проходит идея: да, было совершено много страшного и дикого, в том числе массовые убийства и грабежи. Но все это был результат военного времени и военных обстоятельств, смертельной опасности, угрожавшей городу и его жителям. И "на китайцев, оставшихся в городе, рискованно смотреть как только на мирных жителей" - если бы они были действительно мирные, они вступили бы в ряды защитников города, но, заранее зная о будущих обстрелах, они не предупредили, они вели себя вызывающе, они готовили массовую резню и грабежи в случае захвата города и т.д. "Мы, мирные граждане, сами должны были защищать себя от нападения "мирных" китайцев". И вообще, "эта неожиданная война, начавшаяся и закончившаяся так странно, заставляет серьезно задуматься над тем, что таится в глубине души нашего желтолицего соседа и какого серьезного врага он может представить, если его выдрессировать и вооружить по-европейски и дать хороших начальников и полководцев". А "на мирные чувства и уверения мирного китайца слишком полагаться нельзя и следует быть поосторожнее"³⁴.

В аналогичной сводке, составленной в следующем году, события были охарактеризованы кратко и сухо: "тут имел место факт переправы китайцев через Амур прямо вплавь"³⁵. Остается только гадать о причинах такой радикальной эволюции...

"Амурская газета" не является здесь исключением. Благовещенская тема практически исчезает из большой и многообразной литературы того времени, посвященной китайским мигрантам³⁶. Пишут обо всем, но только не об этом. В крайнем случае - редкие глухие упоминания, намеки, ссылки на известные всем обстоятельства³⁷.

Попытками прорвать эту атмосферу молчания стали сначала статья Сонина, опубликованная, судя по содержанию, в 1906 году, а затем анонимная статья в "Вестнике Европы" за 1910 год. Эти публикации, разные по жанру и по тону (эмоциональный рассказ очевидца и суховатый анализ служебного расследования), преодолели цензурные ограничения, но широкого общественного резонанса также не вызвали.
Причины молчания

Почему же все-таки так случилось? О причинах можно строить самые разные гипотезы и предположения. Возможно, что события эти действительно не заинтересовали российскую общественность, в том числе и ту ее часть, которая обычно остро реагировала на проявления национальной и социальной несправедливости и насилия. Все произошло на далекой окраине империи, во время войны, а на войне случается разное и оценивается оно по другой шкале. "Эксцесс военного времени" мог рассматриваться, совсем по другому, чем, скажем, еврейский погром в условиях мира.

Для кого-то оказался принципиально важен объект насилия. Взгляд на китайцев как на "инопланетян", по широко распространенной метафоре - "муравьев"³⁸, представителей далекой и чуждой культуры, выводил насилия над ними из сферы межчеловеческих взаимоотношений. Немалую роль могли сыграть и представления о "желтой угрозе", грозящей самим основам европейской цивилизации. В их ракурсе благовещенская "утопия" представала как страшная, но необходимая, вполне обоснованная мера самообороны.

Возможна и простая случайность - например, события не "попали на перо" талантливому и влиятельному публицисту, не были, как сейчас говорят, "раскручены". Так не раз бывало и в дальнейшем. Скажем, насильственная депортация 60 тысяч "азиатов" из Уганды в 1972 году вызвала общемировой резонанс, а куда более масштабная и жестокая высылка миллиона ганцев из Нигерии осталась почти незамеченной³⁹.

Не исключено, однако, что причиной молчания стал ужас от случившегося. Две мировые войны, армянский геноцид в Османской империи, Холокост были еще впереди. Господствовали представления о том, что технический и экономический прогресс радикально изменил к лучшему человеческую природу носителей этого прогресса. И вдруг, говоря словами Сонина, "на пороге 20 столетия буржуазная Европа оказалась не менее варварской, чем полчища Тамерлана и Чингисхана"⁴⁰. Примириться с этим оказалось настолько трудно, что, возможно, произошло вытеснение события из общественной памяти. Общество постаралось забыть - и забыло.

Эти гипотезы не исключают друг друга, могли действовать все перечисленные причины. Сейчас вряд ли возможно вообще сказать, какая из них вернее. А вот для анализа причин и механизмов случившего в Благовещенске погрома, для того, чтобы понять логику поведения его участников и свидетелей, информация в источниках имеется, хотя и крайне скудная и обрывочная.

Механизмы погрома

Несомненно, что население города внезапно оказалось в состоянии фрустрации, утраты неких основополагающих жизненных устоев. Буквально все свидетели говорят об охватившей город страшной панике. Могучая империя, защищенной частицей которой ощущали себя жители Благовещенска, оказалась где-то невероятно далеко. Страх увеличивался еще и тем, что враг был (или казалось, что был) не только "снаружи" (Китай на другом берегу Амура), но внутри сообщества, враг вездесущий, всепроникающий. К страху добавлялось огромное чувство унижения: китайцы, которых привыкли использовать, не замечать или снисходительно презирать, показались вдруг страшной силой. Возможно, выплеснулись подспудные страхи, формировавшиеся ранее.

Чувства страха и унижения сняли многие тормоза и социальные запреты. В том числе и на то отношение к китайцам, о котором писал Сонин, да и не только он: "в глазах нашего простолюдина китаец не человек, а "тварь", "животное""⁴¹. И раньше многие наблюдатели отмечали широкое распространение немотивированного насилия над китайцами, повседневного их унижения, причем все это даже не воспринималось как эксцесс.

Талантливый наблюдатель писал: ""Ходя", ""китаюза", ""купеза" - такое, как и везде, обращение к ним, обращение насмешливо-снисходительное, большого с малым, взрослого с подростком. Щелкнуть "ходю" в лоб, дернуть его за косу, дать ему "подножку", хорошего "тумака" - все это было допустимо, сходило совершенно безнаказанно и делалось просто так, любя, шутки ради… Обобрать, ограбить "ходю" среди бела дня, "укокошить" его считалось делом пустяковым, совсем безгрешным, все равно, что зарезать барашка, и всякий ответ за него казался сущей бессмыслицей. И если "добрые люди" находили где-нибудь на дороге труп китаюзы, то просто за ноги оттаскивали его в сторонку и спускали его в шурф; тем все и кончалось. Ни разборами, ни протоколами, ни всякими там следствиями никто себя не беспокоил. Есть из-за кого…"⁴².

Страх, униженность, привычка смотреть на китайца, как на "тварь", вылились в безопасную и даже одобряемую возможность измываться над слабыми и беззащитными, дали простор самым темным и страшным инстинктам. Погром приняла - одобрила или не осудила - и образованная часть благовещенского общества, считавшая себя форпостом европейской цивилизации на границе с азиатским варварством.

Не стоит забывать и о вещах сугубо материальных, практических. Повсеместный и тотальный грабеж китайцев позволил кому-то с приятностью провести пару вечеров в кабаке, а кого-то всерьез обогатил. На складах и в магазинах китайских торговцев скопились товары на огромные суммы - и все они были разграблены. Некому стало отдавать долги, а это тоже были немалые деньги. Китайцы были конкурентами русских рабочих на Амуре и золотых приисках. Их изгнание создавало огромный дефицит рабочих рук с вполне понятными для низов города последствиями.

Кстати, под шумок военных событий была решена проблема "зазейских маньчжур", долго бывшая головной болью для властей. Это были жители Зазейского района, отошедшего к России, но, согласно Айгуньскому договору, оставшиеся под юрисдикцией китайских властей. По переписи 1897 года их насчитывалось 7608 человек. Их экстерриториальность и бесконтрольность невероятно раздражали местную администрацию, а освоенные ими земли привлекали небескорыстное внимание русского населения. В июле 1900 года район был ликвидирован, силами крестьянского ополчения китайские деревни сожжены, их население частично вырезано, частично бежало⁴³.

Благовещенские события можно назвать модельной погромной ситуацией. С одной стороны - разъяренная, движимая самыми темными инстинктами толпа, с другой - подстрекательство властей. Опыт других городов региона показал, что без гласного или негласного согласия властей даже самая напряженная предпогромная ситуация в погром не переходит. Собственно, и в Благовещенске стоило военному губернатору решительно и открыто выступить против массовых убийств, как они прекратились.

И последнее: жизнь Благовещенска после войны. Без китайцев оказалось очень трудно поддерживать нормальное функционирование коммунальных служб, резко выросли цены на продовольствие, экономика края переживала тяжелый кризис. Не удивительно, что китайцы вернулись. Уже к 1907 году их число в городе достигло довоенного уровня, они вернули прежние экономические позиции. По словам корреспондента газеты "Сибирь", скрывшегося под псевдонимом "Хмурый оптимист", "по мере забвения прошлого, гонимые голодом и безработицей, китайцы с новой энергией хлынули на Амур и заняли твердое положение… Да и что может остановить голодных людей, ищущих заработка. К тому же на Амуре дела на всех хватит"⁴⁴.

---

¹ Статья подготовлена при финансовой поддержке, предоставленной в рамках конкурса индивидуальных исследовательских проектов по глобальной безопасности и устойчивому развитию Фондом Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров
² Виктор Иннокентьевич Дятлов, профессор кафедры мировой экономики и международных отношений Иркутского государственного университета, Иркутск.
³ В. Благовещенская "Утопия" // Вестник Европы, 1910. № 7. С. 231-241.
⁴ См. например: Дацышен В.Г. Русско-Китайская война. Маньчжурия 1900 г. Часть 1. Боевые действия на сухопутном фронте. СПб., 1996. С. 85-96; он же. История русско-китайских отношений в конце ХIХ - начале ХХ вв. Красноярск, 2000. С.295-298.

⁵ История Китая: Учебник. Под ред. А.В. Меликсетова. М., Изд-во МГУ, 1998. С. 354.

⁶ Там же. С. 356.

⁷ На память о событиях на Амуре в 1900 году. Осада Благовещенска. Взятие Айгуна. Составил А.В. Кирхнер. Благовещенск, Типография "Амурской газеты" А.В. Кирхнера, 1900. С.5.

⁸ Дацышен В.Г. Русско-Китайская война… С. 88.

⁹ На память о событиях… С. 24.

¹⁰ Дальний Восток. Справочник на 1910 г. Б.м., б.г. С. 295.

¹¹ Сонин. Бомбардировка Благовещенска китайцами (рассказ очевидца) / Оттиск из № 4 "Зари". Б.м., б.г. С. 6.

¹² Военные события прошлого года на Амуре. Составил Н.З. Голубцов. Благовещенск, Типография "Амурской газеты" А.В. Кирхнера, 1901. С. 15.

¹³ На память о событиях…С.5.

¹⁴ Сонин. Указ. соч. С.7.

¹⁵ Там же. С.8.

¹⁶ Цит. по: Дацышен В.Г. Русско-Китайская война… С.88.

¹⁷ Сонин. Указ. соч. С. 4. Скорее всего, именно этот эпизод описывается в дневнике "генерал-майора Х", выдержки из которого приведены в "Вестнике Европы": "За несколько дней до бомбардировки, купцы, богатые китайцы Юлхозан и другие пришли к директору китайского банка за советом - как им быть: уезжать из Благовещенска, или остаться. Директор послал их спросить об этом губернатора, т.е. генерала Грибского, который обласкал их и уверил, что они находятся под покровительством русских законов и не должны ничего опасаться, а тем более покидать город" ( В. Благовещенская "Утопия"... С.237).

¹⁸ В. Благовещенская "Утопия"… С. 231-241; Сонин. Указ. соч. С. 9-20.

¹⁹ Верещагин А.В. По Манчжурии. 1900-1901 гг. Воспоминания и рассказы // Вестник Европы, 1902. № 1. С. 116 - 118.

²⁰ Цит. по: Дубинина Н.И. Приамурский генерал-губернатор Н.И. Гродеков: Историко-биографический очерк. Хабаровск, Издательский дом "Приамурские ведомости", 2001. С.239.

²¹ Сонин. Указ. соч. С. 13 - 14.

²² Цит. по: Дубинина Н.И. Указ. соч. С. 238.

²³ Цит. по: Там же.

²⁴ Цит. по: В. Благовещенская "Утопия"… С. 241.

²⁵ Дубинина Н.И. Указ. соч. С. 238.

²⁶ В. Указ. соч. С. 240.

²⁷ Дубинина Н.И. Указ. соч. С. 341

²⁸ В. Указ. соч. С. 240-241.

²⁹ Сонин. Указ. соч. С. 17.

³⁰ Верещагин А.В. Указ. соч. С. 112-118.

³¹ На память о событиях…; Военные события…; Сборник газеты "Амурский край". Статьи о военных событиях на Амуре, помещенные в газете с 1 июля по 1 августа 1900 года. Благовещенск, 1900.

³² Верещагин А.В. Указ. соч. С. 112-118.

³³ Сборник газеты "Амурский край"… С. 54-63.

³⁴ На память о событиях… С.IV, 8, 29, 35, 52, 124-126.

³⁵ Военные события… С. 16.

³⁶ Подробнее см.: Дятлов В. Миграция китайцев и дискуссия о "желтой опасности" в дореволюционной России // Вестник Евразии, 2000. № 1. С. 63-89.

³⁷ См., например: Граве В.В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье / Труды командированной по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению Амурской экспедиции. Вып. ХI. СПб., 1912. С. 44; Духовецкий Ф. Желтый вопрос // Русский вестник, 1900. № 12. С. 743; Слюнин Н.В. Современное положение нашего Дальнего Востока. СПб., 1908. С. 149; Тимофеев П. Порто-франко на Дальнем Востоке и русский космополитизм. М., 1908. С. 36; Л. К. Очерки истории сибирской жизни // Сибирские вопросы, СПб., 1911. № 1. С. 40.

³⁸ См., например, талантливую зарисовку того времени: Вережников А. Китайская толпа // Современник, 1911. № 4. С. 124-134.

³⁹ Дятлов В.И. Предпринимательские меньшинства: торгаши, чужаки или посланные Богом? Симбиоз, конфликт, интеграция в странах Арабского Востока и Тропической Африки. М., 1996. С. 178.

⁴⁰ Сонин. Бомбардировка Благовещенска китайцами... С. 20.

⁴¹ Сонин. Указ. соч. С. 7.

⁴² Матвеев Н. Китайцы на Карийских промыслах // Русское богатство, 1911. № 12. С.30.

⁴³ Подробнее см.: Дацышен В. Формирование китайской общины в Российской империи (вторая половина ХIХ века) // Диаспоры, 2001. № 2-3. С. 37-38.

⁴⁴ Сибирь, 1907, 10 января.

Зимующие бархатцы ( чорнобривці) в квартире.

     Кругом все твердили: " Да не зимуют они, не зимуют....! "
 В ведерке из-под майонеза купила в начале лета бархатец. Поставила на балкон у мамы. Мама после инсульта, видит плохо. Сидит дома и постоянно жалуется, что ей нечего делать. Вот и принесла ей занятие - поливать цветы.
" alt="" width="600" />
   Бархатец взяла самый дешевый,.. думала, что все равно, наверное, засохнет. Нет, обильно цвёл всё лето. Осенью стало жалко выбрасывать. Решила, пусть постоит дома, пока не погибнет.
          И   вот уже декабрь. Цветёт. Бутоны всё новые и новые появляются. Семена падают и прорастают.  Конечно, цвет не такой яркий, как  на летнем солнце. Но живет цветочек и радует!